власть и наука для безопасности и равенства?
Философы Александр Адамянц и Ольга Шпарага, правозащитники Наста Лойка и Валдис Фугаш — о том, на самом ли деле власть, властные механизмы и институты обеспечивают нашу безопасность и насколько власть и наука ориентированы на обеспечение равенства.

Александр: Я хотел бы начать с того, что настало время говорить об утопии. Почему это важно? Утопия часто воспринимается как что-то невозможное. Например, мы все мечтаем об идеальном обществе. Но поскольку его невозможно построить, кажется, что лучше об этом не думать — и мы не думаем. К чему это привело? К тому, что в 20-м веке в западной системе выстроилось «общество потребления» — антиутопия, которая, с одной стороны, обеспечивает благосостояние, а с другой — лишает смысла. Поэтому начиная с середины 20-го века интеллектуалы стали говорить, что нам необходимо переосмыслить понятие «утопия». Современная западная цивилизация достигла такого уровня развития техники, благосостояния и ресурсов, который позволяет сделать утопию реальной. Но почему-то она вновь оказывается недостижимой — при всем накопленном богатстве мы видим еще больше проблем, которые возникают в результате или параллельно с развитием технологий и науки. Ситуация ухудшается, и в первую очередь это ухудшение касается экологии. Экология все больше и больше начинает реагировать на то, как ведет себя человек, окружающая среда разрушается, мы вплотную подошли к экологической катастрофе. Пандемия — это, наверное, наиболее яркое проявление катастрофы, которая происходит на наших глазах.

И возникает вопрос: почему же такое бурное развитие науки и технологий оборачивается катастрофой? Что с этим делать? По-видимому, нам необходимо переосмыслить основы ставшего глобальным западного мира. Другие страны ориентируются на него, осваивают его технологии — и тоже начинают двигаться по пути саморазрушения.

В 20-м веке мыслители начали задумываться о том, как мы можем избежать глобальной катастрофы, и один из ответов выражается в понятии «социальная экология». Один из основателей социальной экологии Мюррей Букчин видит причину кризиса в том, что человечество строится на принципе иерархии, когда одни группы людей находятся в привилегированном положении и относятся к другим группам как к ресурсу. В свою очередь эта социальная иерархия распространяется и на отношение общества к природе. Природа понимается человечеством как ресурс — и такое отношение обернулось тем, что человечество оказалось на грани самоуничтожения. Ответ, который дает социальная экология, заключается в том, что для решения проблемы экологии мы должны пересмотреть отношения внутри человеческого общества. Мы должны освободиться от доминирования и иерархий, которые приводят к гендерному неравенству, дискриминации различных социальных групп.

Обращаясь к истории, можно подумать, что люди воевали и выстраивали системы господства и подчинения всегда. Однако такая иерархичность не является неизбежностью и природой человека. Антропологи, социологи и исследователи говорят о том, что в истории человечества есть неиерархические общества, где люди живут в согласии друг с другом, там, где есть пространство для проявления себя и своих способностей, где почти отсутствуют конфликты и нет эксплуатации. И это говорит о том, что история человечества могла бы пойти по другому пути.

Мне кажется, главный вывод из этого состоит в том, что мы должны пересмотреть базовые принципы организации, на которых строятся все человеческие отношения. Мы должны поверить, что утопия возможна. Я думаю, что это самый важный урок, который мы можем извлечь из текущей ситуации. Сегодня проблемы человечества настолько сложны и глубоки, что если мы не переосмыслим все отношения, не перестроим социальную и экономическую системы, то просто не сможем выбраться из ямы, в которой оказались.

Сегодня мы будем говорить о взаимоотношениях власти и технологий и, чтобы перейти к этому вопросу, я хочу подчеркнуть следующее — человечество сегодня обладает технологиями и ресурсами, достаточными для того, чтобы совершить социальную революцию. Конечно, эта революция не должна пониматься в марксистско-ленинском смысле — решение проблем не должно заключаться в уничтожении каких-то групп и избавлении человечества от нежелательных элементов. Напротив, речь должна идти об инклюзивном обществе, обществе справедливости, построенном на принципе равенства. У нас есть необходимые для этого технологии, но препятствие заключается в том, что власть иерархична, и мы должны думать, каким образом можно изменить характер этой власти, как перестроить ее в такую власть, которая будет способствовать развитию каждого человека, а не закреплять доминирующие и подчиненные отношения между людьми, группами и государствами.
Часта дзеянні, быццам бы накіраваныя на стварэнне больш бяспечнага асяроддзя, наадварот могуць абмяжоўваць нас яшчэ больш.
Наста: Цяжка пераходзіць ад такіх утапічных ідэй да таго, што адбываецца тут і зараз, з чым мы вымушаны жыць і спрабаваць штосьці рабіць, але добра бачыць мэту, да якой можна імкнуцца. Я хацела б паразважаць на тэму ўлады і бяспекі. Для пачатку я абазначу, што маю на ўвазе, калі кажу пра ўладу і бяспеку. Пад уладай я разумею юрыдычную і фактычную магчымасць кіравання на пэўнай тэрыторыі, законы і правілы, абавязковыя для ўсіх. Пад небяспекай у першую чаргу я разумею псіхалагічны стан безабароннасці, разумення пагрозы жыццю і здароўю.

Сыходзячы з гэтага, мой першы тэзіс датычыцца таго, што бяспека — вельмі важная жыццёвая патрэба. Сыходзячы з гэтага, пытаннем бяспекі можна маніпуляваць, выкарыстоўваць нейкія пужалкі, калі, напрыклад, пэўныя палітыкі кажуць пра небяспеку, якая сыходзіць ад эмігрантаў, ЛГБТК+ людзей і гэтак далей. Таксама часта дзеянні, быццам бы накіраваныя на стварэнне больш бяспечнага асяроддзя, наадварот могуць абмяжоўваць нас яшчэ больш.

І мой другі тэзіс пра тое, што такое маніпуляванне бяспекай ляжыць у аснове таго, што людзі ў свой час аддалі частку сваіх правоў і грошаў камусьці, хто абараняў і ахоўваў іх — так і з'явілася іерархічнасць. І паступова ўлада апошніх усё больш і больш разрасталася. У выніку мы бачым сучасныя дзяржавы, дзе ўлады вырашаюць за нас вельмі шмат: з аднаго боку, даюць нам бяспеку ў сэнсе грамадскага парадку, але і прыпісваюць шмат правіл і абмежаванняў.

Трэці тэзіс датычыцца больш сучаснага перыяду. Разважаючы пра бяспеку, важна ўзгадаць Хельсінскія пагадненні, прынятыя ў 1975 годзе, — яны ўпершыню на міжнародным узроўні замацавалі пытанні правоў чалавека ў галіне бяспекі. 35 дзяржаў падпісалі пагадненне, згодна з якім дзяржава павінна клапаціцца пра права грамадзян на свабоду перамяшчэння, кантактаў, інфармацыі, культуры і адукацыі, права на працу, права на адукацыю і медыцынскае абслугоўванне; раўнапраўе і права народаў распараджацца сваім лёсам, вызначаць свой унутраны і знешні палітычны статус. Калі дзяржава не выконвае правы, то арганізую небяспечную сітуацыю. І для мяне трэці тэзіс пра тое, што правы чалавека — пра асэнсаванне бяспекі, і гэта замацавана на міжнародным узроўні.

Чацвёрты тэзіс датычыцца таго, што правы чалавека ўзніклі пасля Другой сусветнай вайны як адказ на жахі, якія адбываліся, калі дзяржава спрыяла таму, што чалавека маглі забіць за этнічнае паходжанне, сэксуальную арыентацыю ці псіхалагічныя захворванні. Тады стала зразумела, што павінна быць штосьці, што гарантуе бяспеку ўсім людзям. І ідэя правоў чалавека якраз абараняе асобнага чалавека ад дзяржавы, якая валодае правам на гвалт.

Апошні тэзіс пра тое, што правы чалавека ў плане бяспекі маюць два аспекты. Першы заключаецца ў тым, што бяспека — гэта абарона ад дзяржавы, то бок дзяржава абавязаная штосьці не рабіць у адносінах да мяне, напрыклад, не ўваходзіць у маю асабістую прастору, не затрымліваць мяне проста так і гэтак далей. Другі аспект — гэта бяспека «для». Яшчэ паўгады таму ў аспекце бяспекі «для» я прывяла б прыклад, што дзяржава павінна падтрымліваць вяршынства права, рэагаваць на супрацьпраўныя выпадкі, рабіць нейкія пазітыўныя рухі, каб гэтага не адбывалася. Сёння ў сітуацыі пандэміі і аб'ектыўнай небяспекі для нашага здароўя і базавых правоў дзяржава мусіць нейкім чынам рэагаваць, каб абараніць нас ад гэтага, і мы ведаем, што дзяржавы рэагуюць па-рознаму. Недзе больш падтрымліваюць медыкаў, недзе забараняюць людзям выходзіць з дома ў пэўныя перыяды часу, зачыняюць межы і гэтак далей. Недзе такім чынам, напрыклад, легалізуюць распазнаванне твараў, і калі раней грамадства магло крытыкаваць такі крок, зараз усё спісваецца на тое, што гэта робіцца для нашай бяспекі. І мы бачым, што падобныя праблемы існуюць па ўсім свеце.
Ольга: Наста затронула вопрос о том, откуда берется потребность в безопасности. Мне кажется, пандемия обнаружила нашу хрупкость и уязвимость. С одной стороны, пандемия показала, что перед лицом смерти мы все равны, потому что любой и любая может заразиться и умереть, а с другой стороны, мы увидели, насколько мы не равны. Разные люди имеют разные ресурсы, чтобы противостоять вирусу, мы знаем, что у пандемии есть гендерное и расовое измерения. Осознав свою хрупкость, мы в очередной раз поняли, что нуждаемся в безопасности, а это значит, и в помощи друг друга. А это значит, что горизонтальные отношения возможны, если мы не будем бояться помогать и принимать помощь.

Джудит Батлер говорит, что уязвимость не только существует в нас онтологически, но и производится политически, в том числе с помощью государства. В связи с этим я хотела бы поговорить о социальном государстве и его институтах. Социальное государство призвано помешать тому, чтобы наше своеобразие стало преградой для самореализации или привело к иерархичности и доминированию. Но Джудит Батлер и другие философы говорят о том, что, помогая нам, социальное государство может превращать нас в уязвимые группы и эксплуатировать нашу уязвимость.

Мне кажется, что пандемия наглядно показала, какими могут быть социальные государства. Мы видим (не)эффективность разных конфигураций. Так, например, государственная медицина плюс демократическое управление в стране (в Германии или Новой Зеландии) дают адекватный ответ.

И мой вывод заключается в том, что мы должны бороться за такое социальное государство, которое будет позволять развиваться нашему своеобразию, уметь работать с ним, будет признавать нашу хрупкость.
Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, никто не должен подвергаться пыткам или рабству, каждый должен иметь возможность получать от государства права, закрепленные хотя бы Всеобщей декларацией прав человека.
Валдис: Я хотел бы поделиться мыслями о возможной роли и ответственности власти в существовании и продвижении неравенства.

Опираясь на теорию общественного договора, мы должны обращать больше внимания на то, как и что для этого делается. Известный футбольный комментатор Василий Уткин в одном видео делился размышлениями о том, как себя ведет правительство Российской Федерации на фоне пандемии, что предпринимает, как помогает или не помогает людям. В итоге он сказал: «Государство, ты мне на кой на данный момент?» Это хорошая иллюстрация того, что государство должно обеспечивать нам безопасность и равенство, и особенно в кризисных ситуациях.

Исторически отстаивалась точка зрения, что все, кто живут на территории государства, являются спонсорами и совладельцами этого государства, и, соответственно, должны получать хотя бы основную часть благ в виде безопасности, свободы и равенства. В основе международных договоренностей лежит идея, что права человека принадлежат каждому и каждой от рождения, любому человеку в любой стране. Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, никто не должен подвергаться пыткам или рабству, каждый должен иметь возможность получать от государства права, закрепленные хотя бы Всеобщей декларацией прав человека.

В книге Роберта Сапольски «Биология добра и зла» есть глава, которая называется «Война и мир». В ней говорится о том, что сегодня мы живем в мире, который можно считать самым мирным и справедливым в истории человечества, потому что благодаря всевозможным механизмам сейчас глобально запрещено рабство. В то же время мы знаем, что рабство все еще практикуется, но по сравнению с прошлым ситуация заметно улучшилась. В том числе стало меньше практик насилия в отношении женщин — безусловно, они сохраняют системный характер, но их меньше по сравнению с прошлым. Это меняется благодаря власти, образованию и другим механизмам — постепенно людям удается создавать сообщества, в которых больше ценится человеческое достоинство и возможности каждого развиваться и жить в соответствии со своим достоинством. При этом, например, есть Южный Судан, где просто отсутствует государство и поэтому невозможно обеспечивать настоящее равенство прав человека; есть множество других примеров, когда власть транслирует неравное отношение к людям, когда где-то законы трактуются так, чтобы защищать только определенные привилегированные группы или преследовать другие группы.

К сожалению, ресурсы сегодня также распределяются неравным способом, что ведет к разным доходам, разному качеству жизни, образования, медицины и в том числе свободного времени, которое может менять людей и сообщества.

В общем, я считаю, что у власти есть огромная ответственность за то, насколько общественное устройство справедливо и насколько люди имеют равную защиту и возможности.
Ольга: Я хотела бы еще немного поговорить о науке и ее связи с неравенством. Сегодня распространен лозунг «Слушайте ученых!», но его также нужно воспринимать критически. Конечно, нужно обращаться к исследованиям и вести диалог с учеными, но нужно все проверять и перепроверять, сравнивать данные. Почему это важно? В ситуации пандемии мы снова увидели, что есть люди, которые верят во что угодно: и в самые невообразимые альтернативные способы лечения, и в то, что пандемии нет. На мой взгляд, это как раз вопрос о равенстве и неравенстве, потому что за этим недоверием к науке стоят разные ценностные картины мира, а за ценностными картинами стоит неравный доступ к знанию и другим благам. Это связано с расой, достатком, доступом к образованию, разным возможностям и благам. Неправильная оценка информации укоренена в неравном доступе к образованию и ресурсам, в недостатке заработной платы, в том, что у людей, занятых в сфере заботы, просто может не быть возможности заниматься образованием, потому что их труд не оплачивается и они заняты все время. Поэтому борьба за равенство — эта и борьба за знания в том числе.

Ситуация с занятостью в сфере заботы отражает иерархию в системе труда: вверху находится высокооплачиваемый производительный труд, а труд, связанный заботой, волонтерство, самообразование, занятие творчеством, забота о природе считаются незначимым, подчиненный трудом. Уничтожение этой иерархии очень важно и связано в том числе с перераспределением денег. Почему банкиры зарабатывают в 200 раз больше, чем учителя? Действительно ли они вносят настолько больший вклад в общество? Уничтожение иерархии в сфере труда позволит не только перераспределить деньги, но также время и ответственность, позволит в целом переосмыслить то, что такое занятость, труд, досуг и наши взаимосвязи друг с другом.

Александр: Говоря о системе труда, мне кажется важным упомянуть введение безусловного базового дохода. Он предполагает, что все люди получают фиксированную сумму денег, за которую не должны ничего делать взамен. Введение базового дохода принесет наибольшую пользу самым уязвимым группам населения и даст им независимость. И на этом основании дальше можно будет выстраивать более равное и справедливое общество с другими ценностями.

В иерархическом обществе ценится успех, достижения, богатства и так далее. В обществе, где есть базовый доход, важным будет считаться забота о другом, волонтерская деятельность и другие вещи, которые не могут играть существенную роль в капиталистической экономике, — это приблизит нас к построению утопического общества.